Ирина Лагунина: В самом начале июля этого года в Бурятии отметят 350-летие вхождения этих земель и народа в состав Российского государства. На местном сайте "Информ-полис" есть раздел, посвященный истории российско-бурятских взаимоотношений. Читать в статье писателя Владимира Бараева цитату из Чехова: "Прогулка по Байкалу вышла чудная, во веки веков не забуду. <…> Видел такие глубины, что мороз по коже. <…> Селенга — сплошная красота, а в Забайкалье я находил всё, что хотел: и Кавказ, и долину Псла, и Звенигородский уезд, и Дон". Чем живет республика сегодня? В дискуссии участвуют профессор, доктор географических наук Наталья Зубаревич и политолог Александр Кынев. Цикл "Российские регионы" ведет Игорь Яковенко.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что сегодня происходит в экономике этого региона?
Наталья Зубаревич: Вы знаете, это удивительно, но Бурятия сейчас демонстрирует, что у кого-то кризис есть, а у кого-то его особенно и не было. Бурятия не имела сильных темпов падения промышленного производства, и в 2010 году, если брать за брать за базу 2008 докризисный, ее промышленность выросла на 21%, ее инвестиции за эти два года выросли на 38%. И не упал торговый оборот, то есть люди продолжают покупать, и зарплата более-менее, но тут надо учитывать удорожание северное, вроде бы по статистике все вполне неплохо. А когда начинаешь копать вглубь, то понимаешь, что регион, который до кризиса так и не вышел из состояния полудепрессивности, его кризисом не затронуло по той простой причине, что, во-первых, дотационность Бурятии 54-55%, то есть значит больше половины всех бюджетных денег она получает из федерального бюджета. Инвестиций в Бурятию больших не было, они на очень низком уровне. Промышленная ситуация в Бурятии была тоже полумертвая. И вот получается парадоксальная вещь: кризис не затронул регион, который и так уже полулежал.
Игорь Яковенко: Это не единственный пример. Я помню, когда анализировало Минрегионразвития ситуацию по регионам страны, то на первое место неожиданно вышла Ингушетия, которую кризис не затронул, поскольку ситуация полностью дотационная. А все-таки, поскольку здесь присутствует рост, есть ли какая-то составляющая в этом, скажем так, бумажном успехе региональной политики?
Наталья Зубаревич: Этот рост не совсем бумажный, конечно, потому что это запоздавшая попытка развития с очень низкого старта, с очень тяжелой стадии депрессивности. К бурятским ресурсам проявляется интерес, в Бурятии больше сейчас вводится объектов за счет бюджетных денег. В Бурятии более-менее адекватная система управления, если вы посмотрите на расходы бюджета, там нет каких-то безумных неправильностей в структуре и динамике расходов. Хотя мне бы конечно хотелось отметить, что динамика выплат населению, при том, что кризис не затронул Бурятию, но выплаты населению за эти два года выросли вдвое. Это означает, что полученные из федерального бюджета деньги частично канализируются на такую политику поддержки даже в тех случаях, когда кризиса большого не было. В Бурятии есть еще одна серьезная проблема – высокая безработица, она там традиционно высокая. Она связана с очень большими проблемами сельской занятости, потому что село в основном бурятское, работы там нет, да и в городах старые промышленные предприятия полуживые, а новый современный бизнес формируется медленно. Это тяжелый регион, если саккумулировать, в котором власть пытается что-то делать.
Игорь Яковенко: Спасибо, Наталья Васильевна. Александр Владимирович, четыре года республикой руководит Вячеслав Ноговицын, до этого 13 лет длилась эпоха Леонида Потапова. Люди очень разные: Потапов коренной житель Бурятии, Ноговицын перешел из Томской области, назначен из Томской области. Есть ли радикальные перемены в стиле управления и качества власти?
Александр Кынев: Если обозначать общие штрихи, я бы что обозначил. На общем фоне губернаторов-назначенцев Ноговицын действительно одна из наиболее приличных фигур. Человек постарался вести себя в регионе достаточно адекватно, первоначально, когда он перешел, активно обсуждалась возможность назначения большого количества каких-то привозных менеджеров, но этого не произошло. Регион Бурятия очень специфический. Мы привыкли, что в России все вертится на неформальных связях, а в этнических регионах оно зиждется тем более, чем во всех остальных. Что такое неформальные связи? Это семейные связи в первую очередь, личные, друзья детства, однокурсники, однокашники и так далее. Это основа всей элиты. Особенно в регионе, в котором очень мало внешнего притока и фактически все, кто там живут, они там родились. Соответственно, любая внешняя активная политика вмешательства привоз новых людей, она, несомненно, вызвала бы очень сильное отторжение. И на самом деле в результате что сделал Ноговицын: он сделал ставку на второй эшелон местной бюрократии, отодвигая постепенно ряд представителей старой элиты, заменяя их на более молодых, но опять-таки местных кадров, и разбавил это очень небольшим количеством привозных менеджеров. Привозной менеджер был поставлен на экономическое развитие, господин Чепет приехал из Москвы, до этого он работал в разных регионах. Некоторое время, в прошлом году и до начала этого года курировал выборы, то есть внутреннюю политику бывший работник администрации президента господин Полосин, который недавно ушел в отставку. В основном администрация вся местная.
При этом, хотя взаимодействие с элитами было очень осторожным, иногда были какие-то пробросы возможных схем замен, смотрели на реакцию, все, останавливались, дальше ничего не делали. Но при этой осторожности нельзя сказать, что регион как-то уж очень в восторге. Отношение к губернатору хорошее, поскольку он не наломал таких дров, как в других регионах и нет сильного протеста, но есть определенное недовольство излишним технократизмом. Поскольку привыкли решать по-свойски по-семейному, когда все вокруг свои, все-таки ставка на технократизм по ряду позиций вызывает непонимание и определенное отторжение. Кроме того, понятно, что власти региона инкорпорированы в федеральную вертикаль и очень часто вынуждены ориентироваться на федеральные интересы вопреки региональным, что бы они на самом деле ни хотели и ни думали.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, какова, на ваш взгляд, этнополитическая ситуация в республике, поскольку на протяжении последних нескольких десятков лет доля бурятов в регионе неуклонно растет. И если взять интервал с 26 года, например, то когда было 15%, сейчас уже под 30.
Александр Кынев: Это связано с демографическим процессом, то есть постепенный отток русских переселенцев, при этом с более низкой рождаемостью среди русской части населения при традиционно более высоком естественном приросте среди этнических бурят. При этом сами буряты распределены по территории региона очень равномерно, средняя доля где-то около трети, при этом в некоторых районах больше половины. Но в целом регион при гигантской площади очень небольшом населении, мы имеем низкую плотность, сильные диспропорции, получается, где густо, где пусто. То есть некоторые точки, где больше дохода, где другая ситуация и есть депрессивная периферия, которая преимущественно бурятская. В результате происходит не только внешняя миграция, но и происходит и внутренняя, когда из сельских районов, где нет работы, где происходит натурализация сельского хозяйства, люди целыми домами, семьями перебираются ближе к городам. Так возле Улан-Удэ существуют неформальные поселки, когда люди перевозят целые дома, и в результате есть формальная численность города, а есть фактическая, которая существенно больше.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, вот этот рост коренного населения как-то сказывается?
Александр Кынев: Что касается взаимоотношения между властью и населением. Я в одной из своих статей несколько лет назад назвал этот регион зоной депрессивного конформизма. То есть с одной стороны львиная доля населения живет очень неблагополучно, еле сводит концы с концами. Но при этом регион патриархальной культуры, где очень привыкли уважать начальников, авторитеты, старших и так далее. В результате протест постоянно будируется, он происходит, но выплескивается он таким образом, чтобы никого нельзя было персонально обвинить в качестве организатора, то есть это такой протест исподтишка, когда внешне все согласятся, но покажут фигу в кармане или в какой-то момент возьмут и провалят некое решение. Очень показательна история взаимоотношений Хурала с главой региона Ноговицыным. Внешне никаких конфликтов, но постоянно вставляют шпильки, то одну кандидатуру завалят при назначении правительства, то другую, откажутся поменять устав. Показательный случай: Бурятия единственный регион, где официально внесли проект по переименованию главы региона из президента в главу, и Хурал не поддержал. Это уникальный случай. Очень сильный региональный парламент. Даже сегодня по нынешней конституции Бурятии народный Хурал согласует назначение всех заместителей главы республики, министра экономики, министра финансов. Поищите сегодня в России такой регион.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, как вы считаете, какие наиболее векторы существуют в развитии экономики Бурятии?
Наталья Зубаревич: Их не так много, потому что старая советская структура находится в достаточно плачевном состоянии. Первый вектор, который сама республика пытается раскручивать – это прибайкальское положение. Но та часть, которая обжита, она не очень интересна, это равнинная территория правого берега, а та, которая самая интересная - баргузинское побережье, она абсолютно инфраструктурно не освоена. Поэтому Бурятия и отставала, и будет отставать от Иркутской области в освоении Байкала, как рекреационного ресурса. Второе – это ресурсы минеральные, там входят периодически крупные компании, примериваются, смотрят, что там можно сделать с рудами цветных металлов. Но как правило, все это подвисает, потому что издержки очень высокие, инфраструктура не развита. Третье - это развитие самого Улан-Удэ как центра, это постепенно происходит. Но это развитие, ему просто не хватает инвестиций и это делается в значительной мере на бюджетные деньги. Поэтому давно сложившееся периферийное полудепрессивное состояние, оно, знаете, чем обусловлено: во все Забайкалье, не только в Бурятии, но и в Читинской области, начиная с 60-70 годов, денег серьезных не вкладывали, поэтому они были готовы к этой депрессивности своим еще советским состоянием. И рухнуло все Забайкалье очень сильно. Поэтому быстрых выходов я не вижу, хотя могу сказать, что попытки властей, прежде всего губернатора в реформировании, например, социальных систем, здравоохранения, образования, они делаются, они идут с переменным успехом. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что это регион со сменяемой властью.
Александр Кынев: Очень коротко: один из немногих регионов России, где действительно существуют политические партии. Очень сильная организация КПРФ, у которой есть лидеры и причем очень харизматичный лидер Мархаев, и очень сильная организация "Справедливая Россия", которую возглавляет один из местных региональных олигархов Матханов. И очень показательно: лидер "Справедливой России" Матханов, его брат Владимир депутат Госдумы от "Единой России", хотя "Справедливая Россия" очень жестко оппонирует власти, а третий брат является формальным директором компании "Байкалфарм", которая производит ликероводочную продукцию, и сегодня представлена уже и в Иркутской области и в Краснодарском крае, где приобрела ликероводочный завод, и в Минусинске.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, что сегодня происходит в экономике этого региона?
Наталья Зубаревич: Вы знаете, это удивительно, но Бурятия сейчас демонстрирует, что у кого-то кризис есть, а у кого-то его особенно и не было. Бурятия не имела сильных темпов падения промышленного производства, и в 2010 году, если брать за брать за базу 2008 докризисный, ее промышленность выросла на 21%, ее инвестиции за эти два года выросли на 38%. И не упал торговый оборот, то есть люди продолжают покупать, и зарплата более-менее, но тут надо учитывать удорожание северное, вроде бы по статистике все вполне неплохо. А когда начинаешь копать вглубь, то понимаешь, что регион, который до кризиса так и не вышел из состояния полудепрессивности, его кризисом не затронуло по той простой причине, что, во-первых, дотационность Бурятии 54-55%, то есть значит больше половины всех бюджетных денег она получает из федерального бюджета. Инвестиций в Бурятию больших не было, они на очень низком уровне. Промышленная ситуация в Бурятии была тоже полумертвая. И вот получается парадоксальная вещь: кризис не затронул регион, который и так уже полулежал.
Игорь Яковенко: Это не единственный пример. Я помню, когда анализировало Минрегионразвития ситуацию по регионам страны, то на первое место неожиданно вышла Ингушетия, которую кризис не затронул, поскольку ситуация полностью дотационная. А все-таки, поскольку здесь присутствует рост, есть ли какая-то составляющая в этом, скажем так, бумажном успехе региональной политики?
Наталья Зубаревич: Этот рост не совсем бумажный, конечно, потому что это запоздавшая попытка развития с очень низкого старта, с очень тяжелой стадии депрессивности. К бурятским ресурсам проявляется интерес, в Бурятии больше сейчас вводится объектов за счет бюджетных денег. В Бурятии более-менее адекватная система управления, если вы посмотрите на расходы бюджета, там нет каких-то безумных неправильностей в структуре и динамике расходов. Хотя мне бы конечно хотелось отметить, что динамика выплат населению, при том, что кризис не затронул Бурятию, но выплаты населению за эти два года выросли вдвое. Это означает, что полученные из федерального бюджета деньги частично канализируются на такую политику поддержки даже в тех случаях, когда кризиса большого не было. В Бурятии есть еще одна серьезная проблема – высокая безработица, она там традиционно высокая. Она связана с очень большими проблемами сельской занятости, потому что село в основном бурятское, работы там нет, да и в городах старые промышленные предприятия полуживые, а новый современный бизнес формируется медленно. Это тяжелый регион, если саккумулировать, в котором власть пытается что-то делать.
Игорь Яковенко: Спасибо, Наталья Васильевна. Александр Владимирович, четыре года республикой руководит Вячеслав Ноговицын, до этого 13 лет длилась эпоха Леонида Потапова. Люди очень разные: Потапов коренной житель Бурятии, Ноговицын перешел из Томской области, назначен из Томской области. Есть ли радикальные перемены в стиле управления и качества власти?
Александр Кынев: Если обозначать общие штрихи, я бы что обозначил. На общем фоне губернаторов-назначенцев Ноговицын действительно одна из наиболее приличных фигур. Человек постарался вести себя в регионе достаточно адекватно, первоначально, когда он перешел, активно обсуждалась возможность назначения большого количества каких-то привозных менеджеров, но этого не произошло. Регион Бурятия очень специфический. Мы привыкли, что в России все вертится на неформальных связях, а в этнических регионах оно зиждется тем более, чем во всех остальных. Что такое неформальные связи? Это семейные связи в первую очередь, личные, друзья детства, однокурсники, однокашники и так далее. Это основа всей элиты. Особенно в регионе, в котором очень мало внешнего притока и фактически все, кто там живут, они там родились. Соответственно, любая внешняя активная политика вмешательства привоз новых людей, она, несомненно, вызвала бы очень сильное отторжение. И на самом деле в результате что сделал Ноговицын: он сделал ставку на второй эшелон местной бюрократии, отодвигая постепенно ряд представителей старой элиты, заменяя их на более молодых, но опять-таки местных кадров, и разбавил это очень небольшим количеством привозных менеджеров. Привозной менеджер был поставлен на экономическое развитие, господин Чепет приехал из Москвы, до этого он работал в разных регионах. Некоторое время, в прошлом году и до начала этого года курировал выборы, то есть внутреннюю политику бывший работник администрации президента господин Полосин, который недавно ушел в отставку. В основном администрация вся местная.
При этом, хотя взаимодействие с элитами было очень осторожным, иногда были какие-то пробросы возможных схем замен, смотрели на реакцию, все, останавливались, дальше ничего не делали. Но при этой осторожности нельзя сказать, что регион как-то уж очень в восторге. Отношение к губернатору хорошее, поскольку он не наломал таких дров, как в других регионах и нет сильного протеста, но есть определенное недовольство излишним технократизмом. Поскольку привыкли решать по-свойски по-семейному, когда все вокруг свои, все-таки ставка на технократизм по ряду позиций вызывает непонимание и определенное отторжение. Кроме того, понятно, что власти региона инкорпорированы в федеральную вертикаль и очень часто вынуждены ориентироваться на федеральные интересы вопреки региональным, что бы они на самом деле ни хотели и ни думали.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, какова, на ваш взгляд, этнополитическая ситуация в республике, поскольку на протяжении последних нескольких десятков лет доля бурятов в регионе неуклонно растет. И если взять интервал с 26 года, например, то когда было 15%, сейчас уже под 30.
Александр Кынев: Это связано с демографическим процессом, то есть постепенный отток русских переселенцев, при этом с более низкой рождаемостью среди русской части населения при традиционно более высоком естественном приросте среди этнических бурят. При этом сами буряты распределены по территории региона очень равномерно, средняя доля где-то около трети, при этом в некоторых районах больше половины. Но в целом регион при гигантской площади очень небольшом населении, мы имеем низкую плотность, сильные диспропорции, получается, где густо, где пусто. То есть некоторые точки, где больше дохода, где другая ситуация и есть депрессивная периферия, которая преимущественно бурятская. В результате происходит не только внешняя миграция, но и происходит и внутренняя, когда из сельских районов, где нет работы, где происходит натурализация сельского хозяйства, люди целыми домами, семьями перебираются ближе к городам. Так возле Улан-Удэ существуют неформальные поселки, когда люди перевозят целые дома, и в результате есть формальная численность города, а есть фактическая, которая существенно больше.
Игорь Яковенко: Александр Владимирович, вот этот рост коренного населения как-то сказывается?
Александр Кынев: Что касается взаимоотношения между властью и населением. Я в одной из своих статей несколько лет назад назвал этот регион зоной депрессивного конформизма. То есть с одной стороны львиная доля населения живет очень неблагополучно, еле сводит концы с концами. Но при этом регион патриархальной культуры, где очень привыкли уважать начальников, авторитеты, старших и так далее. В результате протест постоянно будируется, он происходит, но выплескивается он таким образом, чтобы никого нельзя было персонально обвинить в качестве организатора, то есть это такой протест исподтишка, когда внешне все согласятся, но покажут фигу в кармане или в какой-то момент возьмут и провалят некое решение. Очень показательна история взаимоотношений Хурала с главой региона Ноговицыным. Внешне никаких конфликтов, но постоянно вставляют шпильки, то одну кандидатуру завалят при назначении правительства, то другую, откажутся поменять устав. Показательный случай: Бурятия единственный регион, где официально внесли проект по переименованию главы региона из президента в главу, и Хурал не поддержал. Это уникальный случай. Очень сильный региональный парламент. Даже сегодня по нынешней конституции Бурятии народный Хурал согласует назначение всех заместителей главы республики, министра экономики, министра финансов. Поищите сегодня в России такой регион.
Игорь Яковенко: Наталья Васильевна, как вы считаете, какие наиболее векторы существуют в развитии экономики Бурятии?
Наталья Зубаревич: Их не так много, потому что старая советская структура находится в достаточно плачевном состоянии. Первый вектор, который сама республика пытается раскручивать – это прибайкальское положение. Но та часть, которая обжита, она не очень интересна, это равнинная территория правого берега, а та, которая самая интересная - баргузинское побережье, она абсолютно инфраструктурно не освоена. Поэтому Бурятия и отставала, и будет отставать от Иркутской области в освоении Байкала, как рекреационного ресурса. Второе – это ресурсы минеральные, там входят периодически крупные компании, примериваются, смотрят, что там можно сделать с рудами цветных металлов. Но как правило, все это подвисает, потому что издержки очень высокие, инфраструктура не развита. Третье - это развитие самого Улан-Удэ как центра, это постепенно происходит. Но это развитие, ему просто не хватает инвестиций и это делается в значительной мере на бюджетные деньги. Поэтому давно сложившееся периферийное полудепрессивное состояние, оно, знаете, чем обусловлено: во все Забайкалье, не только в Бурятии, но и в Читинской области, начиная с 60-70 годов, денег серьезных не вкладывали, поэтому они были готовы к этой депрессивности своим еще советским состоянием. И рухнуло все Забайкалье очень сильно. Поэтому быстрых выходов я не вижу, хотя могу сказать, что попытки властей, прежде всего губернатора в реформировании, например, социальных систем, здравоохранения, образования, они делаются, они идут с переменным успехом. Но я еще раз хочу подчеркнуть, что это регион со сменяемой властью.
Александр Кынев: Очень коротко: один из немногих регионов России, где действительно существуют политические партии. Очень сильная организация КПРФ, у которой есть лидеры и причем очень харизматичный лидер Мархаев, и очень сильная организация "Справедливая Россия", которую возглавляет один из местных региональных олигархов Матханов. И очень показательно: лидер "Справедливой России" Матханов, его брат Владимир депутат Госдумы от "Единой России", хотя "Справедливая Россия" очень жестко оппонирует власти, а третий брат является формальным директором компании "Байкалфарм", которая производит ликероводочную продукцию, и сегодня представлена уже и в Иркутской области и в Краснодарском крае, где приобрела ликероводочный завод, и в Минусинске.
